Сегодня, седьмого июля, когда летнее солнце достигает зенита своей силы, а природа пребывает в полном расцвете, миллионы людей по всему славянскому миру отмечают один из самых загадочных и противоречивых праздников — Иван Купала. Этот день стоит на пересечении древних языческих верований и христианской традиции, соединяя в себе мистические обряды с огнём и водой, таинственные поиски цветка папоротника с церковным почитанием Иоанна Крестителя.
История этого праздника погружена в глубины времён, где научные факты переплетаются с народными легендами, а достоверные исторические свидетельства граничат с романтическими реконструкциями девятнадцатого века. Когда мы пытаемся понять истинные корни Ивана Купала, первое, с чем сталкиваемся, — это фундаментальная проблема источников. Как отмечает авторитетный этнограф Вера Константиновна Соколова, «Купала» представляет собой название более позднее, появившееся у восточных славян именно тогда, когда праздник был приурочен ко дню Иоанна Крестителя. Дохристианское название этого празднества остаётся для нас неизвестным, что делает большинство попыток реконструкции древних обрядов в значительной степени гипотетическими.
Это открытие кардинально меняет наше понимание праздника, поскольку разрушает романтические представления о древней языческой традиции, якобы сохранившейся в неизменном виде с дохристианских времён. Более того, само название «Иван Купала» имеет совершенно очевидное народно-христианское происхождение и представляет собой славянский вариант имени Иоанн Креститель. Греческий эпитет Иоанна «баптистис» буквально переводится как «купатель, погружатель», что в народном сознании естественным образом трансформировалось в имя Иван Купала. Таким образом, связь с ритуальным омовением и очищением в открытых водоёмах была заложена уже в самом названии праздника.
Однако наиболее удивительным открытием современной науки стало разоблачение мифа о языческом божестве Купале. Как установили исследователи, в подлинном славянском пантеоне такого божества никогда не существовало. Купало появился в результате курьёзного недоразумения: летописец Густынского монастыря, знавший о купальских игрищах и празднествах, ошибочно принял название праздника за имя языческого бога. Это заблуждение было впоследствии растиражировано переписчиками и ранними исследователями славянской мифологии, в результате чего в научной литературе появилось фиктивное «божество». Сергей Александрович Токарев справедливо отмечал, что Купала божеством никогда не являлся и мог появиться в народных представлениях лишь как фольклорная персонификация самого праздника, отразившаяся в песенном творчестве.
Критическое переосмысление источников началось ещё в конце девятнадцатого века, когда стала очевидной ошибочность методологических установок знаменитого фольклориста Александра Николаевича Афанасьева. Крупнейший русский и советский этнограф Дмитрий Константинович Зеленин прямо писал, что труд Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», несмотря на своё историческое значение, давно утратил всякую научную ценность. Современные исследователи, включая академика Владимира Яковлевича Петрухина и этнографа Александра Борисовича Страхова, подвергают серьёзной критике представления о дохристианских истоках праздника, основываясь на тщательном анализе письменных источников и археологических данных.
Тем не менее, отрицание древних языческих корней не означает, что праздник лишён глубокой исторической основы. Совершенно очевидно, что до принятия христианства у славян существовали обрядовые народные сборища, приуроченные к времени летнего солнцестояния. Эти празднества были посвящены солнечным божествам — Яриле, Даждьбогу, Сварогу и другим — и знаменовали наивысший расцвет природных сил. Астрономический смысл обрядов подтверждается тем фактом, что уже с девятого июня дни начинают убывать, что становится заметным к времени Купала. Характерные купальские обычаи — скатывание с горы горящих колёс и прыжки через огонь — символически отражают поворот солнца к зиме, его «спускание» после летнего солнцестояния.
Индоевропейские параллели этих обрядов поражают своим масштабом и единообразием. То обстоятельство, что сходные игры и ритуалы встречаются у самых разных народов, убедительно свидетельствует о древнем происхождении праздника от общего индоевропейского корня. У славян он известен как Иван Купала, у финнов и ингерманландцев — как Юханнус, у латышей — как Лиго, в Литве — как Ладо, в Польше — как Соботки, на Украине — как Купайло. Все эти празднества объединяет общая символика огня, воды и плодородия, что указывает на глубинные архетипические основы традиции.
Обрядовая структура Ивана Купала поражает своей сложностью и многослойностью. Ночь накануне праздника буквально заполняется ритуалами, связанными с тремя основными стихиями — водой, огнём и растительным миром. Основная часть купальских обрядов совершается именно в ночное время, что придаёт празднику особую мистическую атмосферу. Считалось обязательным искупаться до захода солнца: жители северных областей предпочитали париться в банях, заваривая собранные в этот день травы, тогда как на юге люди купались в реках и озёрах. Однако в местностях, где существовал запрет на купание в реках из-за поверий о русалках, люди отправлялись к святым источникам.
Водные обряды принимали самые разнообразные формы. В южных регионах европейской части России широкое распространение получили ритуалы обливания, где слово «купать» использовалось в значении «обливать». Эти ритуальные обливания могли носить характер молодёжных игр или более серьёзных обрядов, совершаемых в поле, иногда даже с участием священников. Считалось, что подобные действия способны вызвать дождь в засушливое время. Особенно впечатляющим был обряд поливания встречных грязевой водой с тиной и илом, который завершался массовым купанием в водоёмах. Вода, набранная из источников в день Ивана Купала, наделялась чудодейственной и магической силой. По народным поверьям, в этот праздник вода могла «дружить» с огнём, что символически воплощалось в купальских кострах, которые зажигались по берегам рек.
Огненные ритуалы составляли ещё один краеугольный камень праздничной обрядности. Ближе к закату на возвышенностях или у рек разжигались костры, причём огонь часто добывали архаичным способом — трением дерева о дерево. В отдельных местах Белоруссии и на Волынском Полесье этот древний способ добывания «живого огня» сохранялся вплоть до начала двадцатого века. Парни и девушки собирали хворост со всей округи и складывали гигантскую пирамиду, помещая в центр шест с колесом или смоляную бочку. Белорусы выработали особенно сложную конструкцию купальского костра: в центре они ставили столб, на котором сверху крепилось колесо, а иногда на это колесо клали конский череп, называемый «ведьма», который сбивали в огонь для сожжения.
Ритуальные действия вокруг костра следовали строго определённому порядку. Вокруг огненного столба водили хороводы, пели, плясали и прыгали через пламя. Существовало поверье, что чем выше удастся прыгнуть, тем счастливее будет грядущий год и тем надёжнее защита от порчи, заговоров и русалочьих козней. Если влюблённая пара перепрыгивала через костёр, не разжимая рук, это считалось верным признаком скорой свадьбы и крепкого брака. Назначение купальских костров нередко связывалось с изгнанием или уничтожением нечистой силы, поэтому само действие разжигания огня часто называли «жечь ведьму» или «выгонять ведьму». Магическими свойствами наделялись даже головешки из купальского костра — их разбрасывали по полям, веря, что угольки защитят урожай от нечистой силы.
Растительная составляющая обрядов представляла собой целую науку народной ботаники и фармакологии. Ивановские травы — так называли свежую растительность, травы, цветы, древесные ветви и коренья, сбор и использование которых входили в ритуальный комплекс празднования. По народным представлениям, различные растения в период летнего солнцестояния, когда природа достигала наивысшего расцвета, наполнялись необыкновенной магической силой, которую стремились использовать крестьяне. Травы собирали в ночь на Иван Купала или на рассвете по росе, затем чаще всего засушивали и использовали как средство от всех напастей, в девичьих гаданиях, при лечении людей и скота.
Согласно белорусскому поверью, купальские травы обретали максимальную целебную силу, если их собирали «старые и малые» — то есть старики и дети, считавшиеся наиболее чистыми из-за отсутствия половой жизни. Украинские девушки обязательно рвали полынь, поскольку верили, что её боятся ведьмы и русалки. Полынь носили на поясе, вплетали в венки, втыкали в стены домов и ворот, чтобы преградить путь нечистой силе.
Особое место в купальской ботанике занимал цветок иван-да-марья, который символизировал магический союз огня и воды. Народные сказания связывают происхождение этого цветка с близнецами — братом и сестрой, которые вступили в запретные любовные отношения и из-за этого превратились в цветок. Эта легенда восходит к архаичному мифу об инцесте близнецов и находит многочисленные параллели в индоевропейских мифологиях. В смоленской купальской обрядности заметное место занимал жёлто-синий цветок марьянник дубравный, который местные жители называли «брат-сестра». С этим цветком связаны записанные этнографами легенды, объясняющие необычность его возникновения и названия, а также купальские песни, разрабатывающие мифологический мотив инцеста.
В храмах, жилищах и дворах собранные травы рассыпали по полу или по земле, клали к окнам и иконам. Девушки из принесённой растительности делали букеты, плели венки и вязали веники. При сборе растений произносили специальные формулы, например: «Земля-мати, благослови меня травы брати, и трава мне мати!» Используя ивановскую зелень и цветы, девушки гадали о своей судьбе, судьбе близких, благосостоянии семьи и будущем урожае. Цветы, называвшиеся богаткой, засовывали за матицу, загадав на каждого члена семьи: чей цветок к утру распустится — тот будет счастлив, если цветок принадлежал девушке — она выйдет замуж, а если чей-то цветок завял — того ждут несчастья.
Купальские венки представляли собой особый ритуальный предмет и обязательный атрибут праздничных игрищ. Их изготавливали из свежей зелени и цветов до начала празднования у костра. Для придания венкам большей магической и целебной силы поляки и лужичане плели их рано утром в день святого Яна в полном молчании из трав нечётного количества, добавляя остро пахнущие и жгучие растения. В Полтавской, Черниговской, Харьковской и Киевской губерниях венки плели из кануфера, любистка, зирока, божьего дерева, секирок, барвиночка, василька, мяты, руты, резеды и других душистых трав. Традиционно в венок собирали не менее двенадцати различных трав и цветов, включая базилик и барвинок, герань и папоротник, розу и ежевику, ветки дуба и берёзы.
Гадания с венками составляли важную часть девичьих обрядов. При совершении ритуального омовения в день Ивана Купала девушки входили в воду с цветами иван-да-марьи и отпускали их: если цветок тонул, это предвещало смерть его обладательницы. Более распространённым было гадание, когда девушки пускали венки по воде и наблюдали за их поведением: в одних сёлах далеко уплывший венок означал скорое замужество, в других — долгую жизнь, а потонувший венок предвещал несчастья или разлуку с возлюбленным.
Музыкально-поэтический фольклор Ивана Купала обладает своими характерными особенностями, которые выделяют его среди других календарных циклов. По мнению многих фольклористов, содержание купальских песен довольно слабо связано с обрядовыми действиями и мифологическим смыслом праздника. Среди разножанровых текстов купальского цикла преобладают лирические песни с любовной и семейной тематикой, шутливые припевки-перебранки между парнями и девушками, хороводные и игровые песни, баллады. Их принадлежность к купальскому циклу определяется специфическими типами напевов и приуроченностью к конкретному календарному периоду.
Купальские песни по музыкальной структуре родственны как весенним, так и жатвенным: они часто основываются на одинаковом звукоряде и имеют сходную ладовую конструкцию. Распространённым формообразующим приёмом купальских песен является повтор типа «тёмная ночь, тёмная ночь, где твоя дочь, где твоя дочь», причём повтор текста сопровождается сужением соответствующей мелодической фразы обычно на одну треть, а иногда даже вдвое. Для купальских песен характерна манера исполнения с нейтральной терцией и с гуканьем — специфическими возгласами, эффектно звучащими под открытым небом.
Игровые и развлекательные элементы праздника создавали особую атмосферу молодёжного веселья и озорства. В западных и южных районах Смоленской области в купальскую ночь парни и девушки обязательно устраивали «шкоды» — обрядовые бесчинства, которые включали выдёргивание лука из грядок и разбрасывание его по дороге, раскидывание дров, снятие ворот и вынос их на дорогу, ломание заборов, подпирание дверей домов так, чтобы хозяева утром не могли выйти на улицу, закрывание печных труб, чтобы дым валил в избу. Эти проказы имели ритуальный характер, поэтому виновников не наказывали: «Под Ивана Купала эта ночь — уже всё им прощается».
Хороводы составляли центральную часть праздничных игрищ. Хоровод представлял собой собрание молодёжи обоего пола на открытой местности для хождения по кругу, плясок и песен. Хороводные игры развивали чувство коллективизма, поскольку участники играли сообща, вместе, хором. Хороводное кольцо всегда обладало особой энергетикой: люди держались за руки или плечи, аккумулируя и деля свои эмоциональные состояния, делясь настроением и переживаниями. Помимо хороводов, к купальскому празднику относились жмурки, догонялки, обливание, горелки, целовальные игры и многие другие развлечения.
Особое место занимали обрядовые игры с растениями. Девушки готовили к празднику «купайлу» — молодое деревце берёзы или клёна, которое украшали лентами, полевыми цветами и фруктами под купальские песни. Ближе к вечеру начиналась игра: девушки вставали вокруг берёзки, а парни «нападали» на них, стремясь украсть купайлу. В это время невесты присматривали женихов, а ритуальное деревце после импровизированного «боя» сжигали в костре вместе с чучелом Ярилы — бога солнца и плодородия.
Мифологические представления, связанные с купальской ночью, создавали богатый фантастический мир, населённый различными сверхъестественными существами. Считалось, что в купальскую ночь оживает и проказит всякая нечисть, поэтому нужно было остерегаться проказ домовых, водяных, леших и русалок. Календарный период купальских праздников считался наиболее опасным наравне со Святками: по поверьям, в это время активизировались потусторонние силы, которые могли навредить людям или хозяйству.
Центральное место в купальской мифологии занимала легенда о цветке папоротника — мифическом растении, которое открывало своему владельцу клады и тайны мира, даровало ясновидение и власть над нечистым духом. Согласно славянским поверьям, папоротник цветёт лишь один миг в ночь накануне Ивана Купала. По народным представлениям, в полночь из куста папоротника показывается цветочная почка, которая то движется взад и вперёд, то колышется как речная волна, то прыгает как живая птичка.
Сорвать цветок папоротника было чрезвычайно трудно, поскольку нечистая сила всячески препятствовала этому и запугивала человека, в некоторых случаях лишая рассудка, речи или памяти. Как только смельчак срывал цветок, земля начинала ходить ходуном под его ногами, раздавались удары грома, сверкали молнии, выли ветры, слышались неистовые крики, стрельба и дьявольский хохот. Человека обдавало адским пламенем и удушливым серным запахом. Тот, кто сумел преодолеть все испытания и сохранить цветок папоротника, становился прозорливым, мог понимать язык животных, видеть все клады в земле, беспрепятственно входить в сокровищницы, поскольку запоры и замки рассыпались при прикосновении цветка, владеть нечистыми духами, повелевать землёю и водою, становиться невидимым и принимать любое обличье.
У словаков цветок папоротника назывался солнечником, а у хорватов — Перуновым цветом, по имени бога-громовержца. Согласно верованиям этих народов, папоротник расцветает тогда, когда весеннее солнце побеждает чёрного волка — демона зимы. Эта символика отражает космогонические представления о борьбе света и тьмы, характерные для индоевропейской мифологии.
Для защиты от нечистой силы применялась разнообразная апотропеическая магия. Чтобы ведьмы не отобрали у коров молоко, русские втыкали освящённую вербу на пастбищах, а украинские хозяева втыкали осиновые колышки во дворе. Защищаясь от нечистой силы, втыкали в столы, окна и двери острые предметы — ножи, иглы, шилья. Магическими свойствами наделялись даже головешки из купальского костра, которые разбрасывали по полям или хранили в доме как обереги.
Региональные различия в праздновании Ивана Купала демонстрируют различную степень сохранности древних традиций. По мнению этнографа Веры Константиновны Соколовой, среди восточных славян в наиболее архаичной форме праздник сохранился у белорусов. Белорусские магические обряды и ритуалы Купала возникли ещё в языческие времена, когда «Купало» означало «сердитое», «горячее», «кипящее гневом», «ярое» — именно так предки представляли солнце и его чудодейственную силу. Во время праздника люди благодарили и почитали могущественные стихии — Огонь, Воду и Землю.
Украинцы также сохранили основные древние элементы, но в девятнадцатом веке они видоизменялись и меняли смысловое значение. Русские же в значительной мере утратили основные элементы купальских обрядов — они были либо забыты, либо перенесены на другие праздники, такие как Троица и Петров день. В европейской части России купальская обрядность фиксируется лишь в пограничных с Белоруссией и Украиной зонах. Одна из таких зон охватывает западную часть Смоленской области — Велижский, Руднянский, Краснинский, Монастырщинский, частично Демидовский, Духовщинский, Смоленский и Ярцевский районы.
В некоторых регионах Центральной России Иванов день вообще не был известен, зато в это же время отмечался Ярилин день. Ярилой называли праздничного персонажа наподобие Масленицы — это могло быть чучело, которое «хоронили», или ряженый, развлекавший народ непристойными шутками. Этнографы считают, что восточнославянские купальские обряды лучше всего сохранились среди белорусов и украинцев, у русских же — в меньшей степени.
Церковная борьба с праздником началась практически сразу после христианизации Руси и продолжалась на протяжении многих веков. Против купальских праздников вооружался в тысяча пятьсот пятом году игумен Елеазарова монастыря Памфил. В середине шестнадцатого века на Руси крепко держались языческие обряды, против которых выступил собор тысяча пятьсот пятьдесят первого года. В Стоглаве сохранились яркие обличения остатков древнего язычества, где составитель статьи в «исповеди» утверждал, что всякий обливавшийся водою в купальские дни помрачён бесовскою лестью и, исполняя такой обычай, идолу Купале жертву приносит, являясь идолопоклонником, поклоняющимся самому сатане.
Кулинарные традиции праздника также заслуживают внимания. У белорусов угощение, приносимое из домов, употреблялось как отдельными группами, так и в складчину и состояло из творога в виде вареников, сыра, мучной каши, называемой кулагой, пресных лепёшек-бабок с толчёным конопляным семенем, луком и чесноком, кваса-холодника, яичницы на сале, именуемой верещагой. Белорусы устраивали обрядовый ужин возле костра, где еду в основном готовили женщины, а мужчины заботились о выпивке. В девятнадцатом веке на праздник употреблялась водка, тогда как в соседнем Подляшье и в Карпатах предпочитали вино.
Современное научное понимание Ивана Купала существенно отличается от романтических представлений девятнадцатого века. Как показали исследования Николая Антоновича Михайлова по истории славянской мифологии в двадцатом веке, многие современные реконструкции славянских верований страдают от смешения первичных источников с «кабинетной мифологией» — вторичными интерпретациями учёных. Академик Борис Александрович Рыбаков справедливо критиковал реконструкции Вячеслава Всеволодовича Иванова и Владимира Николаевича Топорова, считая их «недостаточно солидными» и больше похожими на частично систематизированную картотеку, чем на целостное исследование.
Критический анализ источников показывает, что Иван Купала представляет собой сложный синкретический феномен, соединяющий возможные дохристианские календарные обряды, связанные с летним солнцестоянием, с христианскими представлениями о Иоанне Крестителе. Некоторые ритуальные элементы, такие как костры и солярная символика, действительно имеют широкие индоевропейские параллели и не являются специфически славянскими. Однако конкретные дохристианские корни праздника остаются научно недоказанными из-за отсутствия достоверных письменных источников дохристианского периода.
Тем не менее, Иван Купала остаётся ярким примером того, как народная культура адаптирует и переосмысливает различные культурные элементы в ходе исторического развития. Степень сохранности и характер обрядов существенно различались между восточнославянскими народами, что свидетельствует о различных путях исторического развития традиции. Праздник демонстрирует удивительную способность народной памяти сохранять и трансформировать древние ритуальные практики, приспосабливая их к изменяющимся религиозным и социальным условиям.
Сегодня, когда мы отмечаем Иван Купала в двадцать первом веке, мы наблюдаем новый этап в эволюции этого древнего празднества. Современные реконструкции купальских обрядов часто представляют собой своеобразный «этнографический аттракцион», где языческий обряд очищения превратился в культурно-развлекательное мероприятие. Во многих регионах России, Белоруссии и Украины проводятся фестивали и праздники, стремящиеся воссоздать атмосферу древних купальских игрищ, хотя их связь с подлинной народной традицией остаётся весьма условной.
Особенно интересным явлением стало возрождение купальских традиций среди современных родноверов и неоязычников, которые проводят ритуалы вдали от посторонних глаз, стремясь воссоздать, по их мнению, аутентичные дохристианские обряды. Эти группы часто используют детальные реконструкции, основанные на этнографических материалах девятнадцатого-двадцатого веков, не всегда учитывая критические замечания современной науки о сомнительности многих «древних» элементов.
Трансформация купальских обрядов в современные игровые модели демонстрирует удивительную адаптивность народной культуры. Традиционные элементы — прыжки через костёр, плетение венков, хороводы, поиски мифического цветка папоротника — легко встраиваются в современный досуг, сохраняя символическое значение, но теряя сакральный смысл. Игра становится высокоразвитым механизмом, позволяющим мягкое перетекание одних форм обряда в другие, обеспечивая эволюционную преемственность традиции.
Современные купальские празднования включают конкурсы на самый красивый венок или лучший танец, аттракционы и развлечения, театрализованные представления. Хотя эти мероприятия утратили религиозный характер, они сохраняют важную социальную функцию, объединяя людей вокруг общих культурных символов и создавая ощущение связи с историческими корнями.
Научное изучение Ивана Купала продолжается, и каждое новое исследование добавляет нюансы в наше понимание этого сложного культурного феномена. Современные этнографы и фольклористы всё больше внимания уделяют региональным особенностям традиции, изучают процессы её трансформации в условиях урбанизации и глобализации. Особенно ценными становятся полевые исследования в отдаленных сельских районах, где ещё сохраняются фрагменты аутентичной обрядности.
Важным направлением современных исследований является изучение взаимодействия купальских традиций с официальными религиозными практиками. Несмотря на многовековую борьбу церкви с языческими элементами праздника, во многих регионах сложился своеобразный синкретизм, где церковное почитание Иоанна Крестителя сочетается с народными обрядами. Священники иногда даже участвуют в обливаниях водой, рассматривая их как форму освящения и очищения.
Сегодняшнее празднование Ивана Купала представляет собой сложное наслоение различных культурных пластов — от возможных дохристианских остатков до современных коммерческих интерпретаций. Этот праздник продолжает жить и развиваться, адаптируясь к новым условиям, но сохраняя свою способность объединять людей вокруг общих символов и ценностей. Независимо от степени аутентичности современных купальских празднований, они выполняют важную культурную функцию, поддерживая связь между поколениями и обеспечивая преемственность традиции.
Научное изучение Ивана Купала показывает, что этот праздник является не застывшим реликтом прошлого, а живым, динамичным культурным феноменом, способным к постоянному обновлению и переосмыслению. Каждая эпоха вносит в него что-то своё, не разрушая при этом основную символическую структуру. Это делает Иван Купала уникальным примером культурной устойчивости и адаптивности, демонстрирующим удивительную способность народной традиции к самосохранению и самообновлению.
В конечном счёте, Иван Купала остаётся одним из самых ярких и многогранных явлений славянской культуры, соединяющим в себе глубину исторической памяти с живостью современного творчества, научную строгость с поэтической образностью, местные особенности с универсальными человеческими ценностями. Этот праздник продолжает быть источником вдохновения для исследователей, художников и всех тех, кто стремится понять глубинные основы человеческой культуры.
Источники:
Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. М., 1865-1869.
Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. 1-2. Харьков, 1916; М., 1913.
Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии. Петроград, 1916.
Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.
Михайлов Н.А. История славянской мифологии в XX веке. М., 2017.
Петрухин В.Я. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 2002.
Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX — начало XX в.в. М., 1979.
Страхов А.Б. Культ хлеба у восточных славян. München, 1991.
Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX — начала XX века. М., 1957.
Толстая С.М. (ред.) Славянская мифология. Энциклопедический словарь. 2-е изд. М., 2002.
